Летящие к Солнцу. Книга 1. Вопрос веры - Василий Криптонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прекрасная маленькая роза, – шептал старик, пока я сдерживал рвотные позывы. – А эти капли на ее нежнейших…
– А это сразу после того как я опрыскал ее, сеньор Эстебан. Вот азалии, крокусы, герань…
– Ах, хватит, перестань! – Старик, рыдая, отпрянул от решетки. – Все погибло, Джеронимо. Позволь и мне умереть!
Джеронимо быстро убрал смартфон, но я успел заметить на экране снимок мелких бледно-розовых цветков. Что делать? Пришлось устыдиться своих мыслей.
– Нам уже пора, – сказал Джеронимо голосом, дрожащим от слез. – Я буду вспоминать вас, maestro!
– Лучше обрати свой взор к востоку, chico, – отозвался Эстебан из мрака темницы. Лети к солнцу, отважное дитя! И никогда не останавливайся.
Джеронимо молча закинул рюкзак на спину. Я напоследок ответил решетке вежливый поклон, коснувшись лба пальцами, но единственным ответом стала боль в плече.
Ориентироваться в переплетении коридоров, которыми уверенно вел меня Джеронимо, я даже не пытался. Мы поворачивали то налево, то направо, то спускались вниз, то поднимались вверх. Тюремные камеры уже давно закончились, коридоры стали у́же, по бокам тянулись трубы, в которых иногда с грохотом проносилась вода.
Наконец, выбравшись из очередного подвала, мы остановились перед деревянной дверью.
– Значит, так, – перевел дыхание Джеронимо. – Сейчас мы войдем в ангар. Его патрулируют. Нам придется двигаться короткими перебежками по моей команде. Наша цель – самый дальний самолет.
– Почему дальний?
– Потому что на ходу только он.
– ?
– Это не совсем ангар, – признался Джеронимо. – Скорее ремонтный цех. Мне пришлось немного прикормить мастера, и он помог мне подлатать одну из самых безнадежных моделей, которую списали на запчасти.
Я закрыл глаза и вздохнул.
– Но он взлетит, честное слово! – воскликнул Джеронимо. – Я погрузил в него достаточно топлива и даже придумал схему дозаправки в воздухе. Ну? Ты готов?
Я пожал плечами.
– Ладно. Разбиться насмерть – это ничуть не хуже, чем повеситься в тюрьме. Открывай.
Джеронимо вставил ключ в замок, потом чем-то щелкнул, и лампа погасла.
– Потерпи, дружок, – шепнул он, поворачивая ключ.
Дверь приоткрылась, слабый неоновый свет упал на лицо Джеронимо. Секунду посмотрев в щель, он осторожно закрыл дверь.
В темноте я услышал шепот и наклонился. Получилось разобрать: «…и не убоюсь зла, потому что ты со мной…»
Когда Джеронимо второй раз приоткрыл дверь, я сунул нос в образовавшуюся щель. Огромное помещение, мертвенный голубоватый свет, блестят хромированные крылья самолетов, ствол автомата смотрит в лицо Джеронимо… Что-то здесь явно встревожило парнишку. В неудовольствии он даже попытался еще раз прикрыть дверь, но сделать это помешала нога в черном ботинке.
– Давай, вылазь, – велел грубый голос. – И подружку прихвати.
Мне-то не впервой шагать с руками за головой, альтомиранцы щедро обучили нехитрой науке, а вот на Джеронимо смотреть было грустно. Особенно когда у него отобрали рюкзак и шарманку. Оказалось, что Джеронимо – тощий щуплый подросток, которому до полноты образа не хватает только очков со стеклами дюймовой толщины.
Улучив момент, когда нас вели по ангару, я шепотом спросил:
– А ты разве не можешь заорать: «Я – Джеронимо Фернандес, и если все это дойдет до моего отца…»
– Николас, – перебил он меня каким-то безжизненным голосом. – И они, и я прекрасно знаем, что случится, дойди это до моего отца.
– А мама не заступится?
– А что это такое? Мы с сестрой рождались от чего попало, и, если б не наличие пупков, я бы сомневался, что женщины здесь вообще имели место. Папа никогда не верил в олигоспермию, а вот пример царя Шахрияра его однозначно чем-то вдохновил.
– Э, хорош болтать! – Наш конвоир удостоил Джеронимо подзатыльника.
Мне стало жалко Джеронимо. Хотелось даже всплакнуть, но я утешил себя мыслью, что он-то как-нибудь выкрутится, а вот меня при любом раскладе ждет виселица. Которую мне же, кстати, еще и ремонтировать.
Из огромного ангара, где ноздри приятно щекотали ароматы солярки и ракетного топлива, мы попали в прокуренную комнатку, пять на три. Две панцирных кровати, столик, лавка и расшатанные стулья, желтый неприятный свет.
Из-за стола навстречу поднялся широкоплечий коротко стриженный мужик в грязной белой майке. Я с опаской покосился на его руку, сжимающую нож, но тут же заметил на столе миску с картошкой.
– Мэтс, пригляди, – сказал наш конвоир и вышел.
– Мэтрикс! – прорычал мужик закрывшейся двери. – Полковник Мэтрикс!
Я покосился на его стул. На спинке висела камуфляжка с погонами. В званиях я не сильно разбирался, но, судя по отсутствию каких-либо звездочек, полковник Мэтрикс был от силы сержантом.
– Сесть! – Мэтрикс указал ножом на лавку.
Мы сели. Перед нами тут же появились глубокие миски с картошкой и тупые ножи.
– Снятая шкура, – медленно произнес Мэтрикс, – должна пропускать свет. Если я увижу, что вы срезаете лишнее…
– А может, просто починить пищевой синтезатор? – спросил Джеронимо.
Туша полковника нависла над ним.
– Тебе не нужно чинить синтезатор, новобранец. Твоя боевая задача – чистить картошку.
И мы принялись чистить картошку.
Срезая тончайшую кожицу, я старался ни о чем не думать, но когда закончил с первой картофелиной и полюбовался ее безупречностью, мысли все же просочились.
Я представил себе жизнь здесь. Посменное патрулирование территории, ночевки в казарме (где-то же тут есть казармы?), вечерами – шутки и смех, игра в карты, сигареты и выпивка. Совместная готовка, вот как сейчас. Ну кому тут помешают еще два крошечных винтика? Да мы, черт побери, может, даже какую-нибудь пользу принесем!
Окрыленный такими мечтами, я посмотрел на Джеронимо. Мне почему-то казалось, что он должен разделить мой энтузиазм. Но парнишка сидел, наклонив голову над миской, и я готов был поклясться, что видел, как в воду для споласкивания картофеля что-то капнуло.
– Мелкий новобранец, ты забыл боевую задачу? – прогудел Мэтрикс.
– Пошел ты, – прозвучал в ответ дрожащий голосок.
– А ну, повторить! – поднялся полковник.
Джеронимо швырнул картошку ему в голову и бросил в чашку нож.
– Пошел в задницу! – крикнул, не скрывая слез. – Убей меня.
Мэтрикс медленно вытер нож о форменные штаны.
– А ты знаешь, что такое смерть, салажонок? Сомневаюсь. Дай-ка я тебя научу.
Чтобы добраться до Джеронимо, Мэтрикс должен был как-то обогнуть меня. Я встал, повернулся к нему лицом, и полковник замер. Проследив за его взглядом, я обнаружил, что так же, как он, сжимаю нож. Странное было чувство. Здравый смысл приказывал бросить нож и забиться в угол, но каким-то сверхзрением я видел стену, вставшую между мной и полковником.
– Взбунтовались, значит? – пробормотал Мэтрикс, чем изрядно меня удивил. Я почему-то думал, что у военных умение обезоружить ничтожество вроде меня идет в комплекте с берцами и камуфляжкой.
Открылась дверь, впустив четверых солдат. Они тут же вскинули автоматы.
– Брось нож, Риверос! – заорал один. – Мэтрикс, в сторону!
Полковник медленно повернулся к нему.
– Соблюдай субординацию, щенок, или я тебе устрою!
– Черт подери, Мэтс!
И тут в комнату ворвалась Вероника. В таких же, как у остальных солдат, штанах и берцах, в защитного цвета топике, с раскрасневшимися не то от гнева, не то от спиртного лицом она замерла на мгновение, оценивая обстановку, потом стремительным ударом ноги выбила автомат из рук ближайшего солдата.
– Ха-ха! – заорал Мэтрикс. – Тебя девка разоружила!
Двое солдат взяли на мушку Веронику, третий целился в Джеронимо. Я же, справедливо рассудив, что все как-нибудь решится без меня, аккуратно положил нож на стол.
– Вы что тут устроили? – процедила сквозь зубы Вероника. – Я думала, мы друзья.
– Все так, – отозвался солдат. – Брось автомат, и наша дружба…
– Я тысячу раз говорила, что мой брат – моя проблема, и ничья больше. Почему я вижу его здесь? Почему он, разрази вас дьявол, плачет?!
Я покосился на Джеронимо. Несмотря на все еще бегущие по щекам слезы, он улыбался, глядя на сестру. Столько искренней любви, обожания и восхищения читалось в его взгляде, что я почти забыл, как он показывал мне фотоальбом.
– А ты? – Вероника посмотрела на брата. – Тебе я сколько раз говорила, чтобы звонил мне, если влипаешь в неприятности?
– Не хотел тебя тревожить, – пискнул Джеронимо. – У тебя ведь праздник.
Почему-то слово «праздник» будто ледяной водой заполнило каморку.
– Пра-а-аздник, – протянул Мэтрикс. Должно быть, с такой интонацией ребенок говорит: «Поле-е-езно», когда его заставляют есть чеснок в рыбьем жире вместо прошеной шоколадки.
– Мэтс, – поморщилась Вероника. – Картошка! Сквозь снятую шкурку должен проникать свет.